|
Рассмотрим, каковы места противоречий в человеческом обществе и их отношения к развитию? Поскольку это, понятное дело, ключевой момент в диалектическом восприятии мира. И одновременно – один из ключевых моментов в современном «миронепонимании», том самом «черном факторе», что неизбежно приводит в настоящее время к провалу любого начинания. Поэтому так просто оставить данную проблему было бы странно – а значит, есть смысл ее рассмотреть несколько подробнее. И, прежде всего, в рамках поставленной задачи, следует отметить, что, с самого начала своей истории человек всегда существовал именно в условиях непрерывного столкновения с этими самыми противоречиями, в условиях вечного балансирования «на лезвии бритвы». А общество всегда, начиная с древнейших времен, представляло собой крайне противоречивое образование, призванное обеспечить жизнь «голых обезьян» (наделенных разумом), в местах, для этого не предназначенных.
И, следовательно, именно способ оптимальной компенсации этих самых антагонистических тенденций выступал и выступает главным критерием эффективности и развитости общества. Поскольку в противоположном случае социум буквально «разносит на куски». (Как это происходит, мы можем воочию наблюдать в настоящее время на постсоветском пространстве. Особо хорошо это видно на Украине.) Впрочем, нам более интересны обратные примеры, т.е., общества, позволяющие разрешать возникающие противоречия – и лучше всего, еще до их возникновения. Да, так тоже можно – хотя данный путь («борьба с тем, чего еще нет») и выглядит весьма странным. Но, несмотря на это, именно его и следует назвать «магистральным путем развития человечества», тем самым ключом, что дает нашей цивилизации власть над миром. Если, конечно, есть понимание, куда этот ключ надо вставлять… Но уж если оно присутствует, то тогда возникает то, что может быть названо «историческим чудом»э Скажем, очень быстрое превращение второстепенной страны (да еще и находящейся в состоянии распада), в мировую супердержаву.
Да, речь идет о СССР. Об обществе, которое является парадоксом всей мировой истории – а точнее, нашего привычного ее понимания. Об обществе, что с поразительной легкостью выдержало самое тяжелое время, показав при этом максимальные темпы развития – и удивительным образом «скатилось» к Катастрофе после достижения желанной победы почти во всех своих областях. Это настолько контринтуитивно, что до сих пор ведущими теориями, объясняющими подобный процесс, выступают теории конспирологические. Которые сводят все к некоему перевороту, произошедшему в руководстве страны то ли в 1980 годы, то ли вообще, в середины 1950 годов. (Ну, и множество промежуточных вариантов.) Хотя понятно, что сведение истории к заговорам давно уже не соответствует современным историческим теориям, и является глубокой архаикой. Но иного способа объяснить, что же заставило советских людей с ужасающей легкостью променять все блага развитого индустриального государства на жалкое состояние постсоветского времени нет…
* * *
Впрочем, это верно только в том случае, если считать СССР «нормальным обществом». Если же признать СССР обществом парадоксальным, то все проблемы с указанным «переломом» исчезают. Тогда становится понятным, что главная проблема страны, и приведшая, по сути, к ее гибели, состоит в том, что «в нормальном состоянии» Советский Союз был просто невозможен. Северная страна, лежащая в зоне рискованного земледелия и включающая в себя массу разнообразных и не всегда «комплиментарных» народов, страна, не имеющая полноценного доступа на мировой рынок и вынужденная противостоять самым развитым государствам, мало подходит для кандидата в мировые лидеры. Разумеется, были попытки объяснить успех СССР или через размеры. (Которые на самом деле, не слишком большие – если учитывать пригодные для жизни места.) Или через «большевистский террор», что оказывалось еще страннее. В любом можно понять, что «советский мир» должен был демонстрировать удивительные примеры сверхэффективности лишь для того, чтобы остаться на географической карте.
Именно поэтому с самого начала своего существования ему с удивительным постоянством отказывали в подобном праве. В том смысле, что предрекали очень быструю гибель «Совдепии». Первыми, кто это начал делать, были, разумеется, белоэмигранты в самом начале 1920 годов. Они даже не распаковывали чемоданы, надеясь в самом ближайшем будущем торжественно въехать в разоренную и нищую землю – в которую неизбежно должны были превратить Россию большевики. И, если честно, то данное представление было не столь глупым, как кажется сейчас. Поскольку «отрыв» СССР от внешнего рынка, проблемы с приобретением технологий и иностранных инвестиций выглядело реальным нонсенсом. (Сами эмигранты, несмотря на все свои «плачи» о «величии России», которую потеряли, прекрасно понимали, откуда в ней бралась большая часть «развития».)
Однако прошли 1920 годы, наступили 1930 и… И ничего – страна не только не рухнула в варварство («города социализма во тьме»), но и начала развиваться все возрастающими темпами. Тем не менее, было понятно, что очень скоро Советской власти придется столкнуться с еще более серьезной проблемой. Речь шла о необходимости индустриализовать десятки миллионов людей, живущих традиционным образом. Задача огромной сложности, развитые страны решали ее столетиями. (А многие, вроде Индии, Пакистана, и т.д., не говоря уж об Африке – не решили до сих пор.) СССР смог справиться с данной задачей где-то за десять лет. И это в условиях непрерывного цейтнота, в ситуации, когда нужно было крепить оборону, поскольку вероятность будущей войны была очень велика. (А значит, надо было «делить» промышленность, условно говоря, между «тракторами» и «танками».)
Впрочем, только проблемами с индустриализацией и коллективизацией кажущиеся «беды СССР» не исчерпывались. Взять, к примеру, казавшуюся неразрешимой проблему с устройством власти в стране. Действительно, для мощного индустриализационного рывка требовалась жесткая иерархическая власть, скрепляющая все общество. В качестве подобной в СССР была создана пресловутая «номенклатура». (На самом деле, разумеется, «не в качестве», генезис номенклатуры был другой – но речь тут идет исключительно о «внешнем представлении».) Но это значило, что советское общество неизбежно превратиться в общество, подчиненное этому слою. В общество классовое, которое обязательно «прихлопнет» Советскую власть. Так думали многие из правых – те самые, что любили говорить о «большевистской диктатуре». Но так считали и некоторые из левых, причем даже тех, кто, вроде бы, должен был знать страну изнутри – как тот же Л.Д. Троцкий. Последний предрекал «сталинской диктатуре» быстрый и неизбежный конец: или перерождение в капитализм, или прямая сдача страны капиталистам. И ведь не просто предрекал – но и логично доказывал, что СССР ждет именно такой финал, причем в самое ближайшее время. (Это важно, поскольку в его модели речь шла именно о имеющемся поколении руководителей.)
Но оказалось, что помимо номенклатуры в стране есть что-то еще, что определяет ее. Впрочем, постоянные неудачи в предсказании «конца Совдепа» не мешали огромному числу людей предрекать ближайшую гибель «колосса на глиняных ногах» вплоть до 1945 года. (Самым главным «предрекателем» в это время оказался небезызвестный Адольф Гитлер, решивший окончательно решить «советский вопрос» – одним массированным ударом покончить с «колоссом». В результате обгорелый труп Адольфа Алоизыча нашли на задворках Рейхсканцелярии, а Советский Союз оказался главной державой-победительницей во Второй Мировой войне. Но даже в это время оставались «неверующие», разрабатывающие планы быстрого уничтожения ослабленной войной страны. «Немыслимое», «Дропшот» и прочие планы оккупации и раздела СССР в изобилии рисовались политиками Запада в надежде на то, что совокупность монополии на ядерное вооружение и убитой войной советской экономики позволят им избежать судьбы «Фюрера Германской Нации». Правда, после уже упомянутого обгорелого трупа это звучало не столь категорично – и, в конечном итоге, роковой шаг никто сделать не рискнул. И правильно – поскольку в послевоенное время СССР не только не развалился под гнетом навалившихся на него проблем – но и произвел известный технологический рывок, сделавший его законодателем научно-технического прогресса.
* * *
Поэтому где-то с конца 1950 годов количество «пророков», предсказывающих скорую кончину СССР, резко снизилось. Хотя понятно, что полностью исчезнуть они не могли – и, вплоть до самого 1991 года регулярно выдавали свои прогнозы. Причем, тем из предсказателей, кто сумел «выдержать весь марафон, даже выпала честь считаться !реально понимающими людьми». Хотя, конечно, тут скорее верна аналогия с пресловутыми стоящими часами, дважды в сутки показывающими верное время. (Что стоит, скажем, известная статья «Просуществует ли СССР до 1984 года», вышедшая в 1969 году, и после перестройки ставшая одним из символов диссидентского движения. Поскольку реальные проблему СССР там просто не затрагивались – а главной причиной катастрофы виделось противостояние с Китаем и рост националистических настроений.)
Однако подробно разбирать ошибки и заблуждения разного рода «советологов» надо отдельно. Тут же стоит указать только на то, что все они упорно не видели основополагающего различия между советским обществом и всеми иными, классовыми социальными структурами. Дело в том, что классовое общество, как таковое, изначально представляет собой совокупность непрерывно конкурирующих – а значит, противоречащих друг другу – элементов. В противоречивом отношении находятся, например, работники и владельцы средств производства. Но не только. Как это не покажется странным, но и подавляющая часть последних имеет отрицательную заинтересованность в существовании своего собственного класса. То есть, капиталист изначально стремиться к ситуации, когда «должен остаться только один» – к монополии. Впрочем, подобное стремление присутствует не только у него – оно характерно для всех представителей классового общества. Скажем, феодал всячески стремиться увеличить размер своего земельного участка – вплоть до военных действий с соседями. (А уж о желании получить «монополию» – стать королем/императором – можно даже не упоминать.) А в период абсолютизма, когда феодалы превращаются (частично) в сановников, место земли занимает положение в придворной пирамиде. (Впрочем, и в этом случае земельные наделы продолжают цениться.)
Обо всем этом, в общем-то, известно давно – начиная со сказок и легенд и заканчивая разного рода художественной литературой. И единственная разница между капитализмом и всеми докапиталистическими формами классового общества состоит в том, что в первом случае этот процесс (борьба всех со всеми) рассматривается как нормальное и естественное состояние общества. В социуме же, считающимся традиционным, постулируется наличие некоего «общего единства», гармонии – которую, якобы, нарушают «отдельные отщепенцы». Впрочем, последние, как правило, составляют подавляющую часть социума – что порождает известную легенду о «Золотом веке», как о времени, когда это самое единство было реальностью. На самом деле, подобные легенды действительно отсылают к древним доклассовым временам, память о которых еще сохраняется в общественном сознании. Но ничего сделать с текущей реальностью эта память не может – так как вся экономика основывается на совершенно иных принципах. В результате даже изначально ориентированные на равенство и отказ от взаимной борьбы движения, вроде Христианства, в условиях классового разделения очень быстро перерождаются в что-то, адекватное общей ситуации…
* * *
Кстати, не следует думать, что подобная борьба «всех со всеми» являлась особенностью только высших слоев. Для низов это так же было актуальным, пускай и не в такой высокой степени. Но все равно, для того же Средневековья самыми сытыми и «добрыми» годами считались года после эпидемий «Черной смерти». Когда количество людей уменьшалось в разы – а значит, росли зарплаты, уменьшалось аграрное переселение и снижалось преступность. (Которая так же есть проявление конкуренции.) Это значит, что каждый из живущих при подобном устройстве человек значительную часть своих сил должен был тратить на то, чтобы бороться за свое место под Солнцем. И лишь то, что оставалось от этого, шло на изготовление полезного продукта, на то, чтобы заниматься действительно важным делом – созданием среды для своего существования. В подобной ситуации неудивительно, что в течение веков основной прогресс выражался в производстве оружия – как самого актуального инструмента конкурентной борьбы. И в создании «предметов культа» – немного уступающих оружию в данной роли. (А если рассматривать в плане межклассовой борьбы – то, наверное, и превосходящих.)
В общем, война и идеология – направления двух «главных ударов» человечества. А все остальное – так, вторичное приложение к указанному. Поэтому неудивительно, что в течение веков уровень жизни не входящих в элиту слоев не сильно превосходил уровень жизни в развитых первобытнообщинных обществах – а порой и был ниже. (Скажем, сравнение жизни бродяг в той же Англии XVIII века и обитателей Чатал-Гуюка 5 тысячелетия до нашей эры будет не в пользу первых.) И лишь с началом развитого индустриализма данное соотношение стало меняться. Но и это увеличение уровня жизни низов оказалось не сказать, чтобы окончательным. Дело в том, что по мере развития промышленности и роста концентрации капитала началось и усиление уровня конкуренции, очень быстро вышедшей на межгосударственный уровень. А это значило одно – войну. И не просто войну, а войну Мировую, охватывающую весь «Развитой мир» и все его социальные слои, войну, практически мгновенно обрушившую весь тот более-менее комфортный мирок, который, якобы, выстраивался в империалистическом обществе. Оказалось, что платой за все даваемые им блага явилась необходимость массированного убийства людьми друг друга самыми изощренными и дорогостоящими путями. И остановить данную бойню стало возможным лишь тогда, когда большая часть свободных сил и средств – включая людские – оказалась разрушена.
Разумеется, тогда люди решили, что теперь-то они «Never Again»! Как говориться, зарекался медведь мед не есть! В общем, прошло всего лишь два десятилетия – и война вернулась практически в прежней конфигурации. Но в еще больших масштабах. Теперь не только Европа, но и Азия оказались охвачены бессмысленной и беспощадной бойней и переведением бесценных ресурсов в отходы. Еще больше миллионов было убито, еще больше территории превращено в лунный пейзаж – и это после столь яростных уверений в том, что нет ничего ценнее, нежели мир! Но ничего поделать с данной ситуацией невозможно: конкуренция, являющаяся основой классового общества, неизбежно требует войны. И чем совершеннее и богаче общество – тем жесткой становится конкуренция, тем большие ценности оказываются «на кону» – а значит, тем более кровавой и жестокой становится борьба за них. Очевидно, что при неблагоприятном исходе вершиной всего этого должна была бы стать всеобщая ядерная бойня, отбросившая бы человечество к уровню каменного века. (То есть, закон неповышения уровня жизни масс при классовом обществе должен был бы парадоксальным образом исполниться.) Если бы не образование СССР – который, в конечном итоге, и стал главным препятствием к этой самой войне.
* * *
В общем-то, после всего вышесказанного, можно легко догадаться, в чем же состояло основное отличие советского и классового обществ, и почему СССР удавалось так легко сделать то, что для остальных выступало непреодолимым пределом. А равно – и то, почему после достижения своего пика развития Советская страна так легко и непринужденно соскользнула к неизбежной гибели. А главное – что же нужно делать и для того, чтобы побеждать, и для того, чтобы проигрывать.
* * *
Чтобы понимать важность идеи решения проблем до момента их возникновения – и уж конечно, не считать это плохим каламбуром – следует указать, что подобный способ взаимодействия с реальностью на самом деле широко распространен среди людей. Это очень хорошо можно увидеть на простейшем примере: разумный человек, выходя на улицу, берет с собой зонт даже тогда, когда дождя физически нет. Правда, при этом должны соблюдаться некоторые условия – в частности, желательно, чтобы небо было покрыто тучами и чтобы была положительная температура (в противном случае следует ожидать не дождь, а снег). А главное – чтобы на Гисметео стояла высокая вероятность осадков. (Шутка.) Хотя, в принципе, без всяких шуток, наличие предсказания погоды – очень хороший способ избегания многих проблем. И не только личных, вроде промокшей одежды – но и таких, которые затрагивают множество людей. Скажем, своевременное «закрытие» аэропортов из-за ожидающихся снегопадов реально позволяет спасти немало жизней.
И подобных предсказаний в нашей жизни – несметное множество. Начиная с глубокой древности, когда «хаотическая» охота первобытных людей сменилась загонной – и заканчивая современными заводами, ядерными электростанциями, космическими кораблями и т.д. Обретая способность предвидеть будущее, человек выстраивает свою искусственную систему жизнеобеспечения – немыслимую в «доразумном» состоянии. Как говориться, те общества, которые не могли спланировать свой производственный цикл, погибли еще десятки тысяч лет назад. Поэтому можно было бы только порадоваться за нас – если бы не одно «но». Дело в том, что одна очень важная сфера человеческой жизни выпадает из области применения подобной особенности. Речь идет о том, что мы именуем «социальные» или «политические» отношения. (Впрочем, не только – но о других «непрогнозируемых» участках человеческой жизни надо говорить отдельно.)
Именно поэтому в прошлой части недаром столь много внимания уделялось описанию того, как реально строятся отношения между участниками социальных систем в привычных для человечества классовых обществах. А строятся они, не сказать, чтобы разумно. Достаточно посмотреть новости, чтобы понять: любая, сколь либо «высокая», политика по своему качеству находится далеко за пределами самой простейшей производственной деятельности. Ведь очевидно, что даже самый темный крестьянин не рискнет сажать зерно в снег – даже если ему очень это захочется. Поскольку за тысячи лет непрерывных проб и ошибок в общественное сознание четко вбито: в любом производственном действии следует придерживаться четко установленного плана. Даже когда кажется, что он неверен – поскольку без ориентации на будущее производства никакая хозяйственная деятельность невозможна. Конечно, это в определенных ситуациях – например, когда резко меняются условия и прежние методы хозяйства оказываются непригодными – это может мешать. Но, в целом, именно тут лежит основа тысяч лет существования цивилизации. И казалось бы, почему бы не использовать подобные методы в остальных областях?
* * *
Но нет. Хотя подобные идеи высказывались неоднократно. И по сути, все утопические социальные системы основывались именно на этом – они должны были организовать общественную жизнь так же, как хороший хозяин организовывает свое поместье. Однако на практике применить подобное не удавалось даже восточным деспотиям. Причина очевидна: поскольку в любой классовой системе основная задача участника – победа над конкурентами – то никакой долговременный (и даже кратковременный) прогноз тут невозможен. Так же, как «открыто» будущее производителям, работающим с изменением природы, так же оно «закрытою» борцам за место под солнцем. Поскольку, вопреки всем нострадамусам, предположить, как произойдет взаимодействие множества воль, невозможно: ведь даже в шахматах – при крайней их упрощенности по сравнению с реальной жизнью – количество вариантов развития игры больше, нежели число элементарных частиц во Вселенной. Какие уж тут планы и предсказания! Поэтому в любой политической или экономической деятельности испокон веков царствует бардак, он же – хаос, он же неизменный атрибут любой конкурентной системы.
Каждый старается перетянуть одеяло на себя и получить все блага мира – а общие интересы всегда отправляются на самое последнее место. Причем, даже в том случае, когда от последних, прямо зависит жизнь каждого из участников «игры».
Последнее всегда удивляло – скажем, в известной эпопее «гибель Римской Империи», практически все участники своими действиями гробили остатки имперского могущества, открывая путь варварам. Которые – совершенно предсказуемо – уничтожили большую часть этих самых участников. Но не действовать подобным образом было невозможно – поскольку тот, кто решился бы в какой-то момент стать «спасителем Родины», неизбежно проиграл бы в конкурентной борьбе. (Как это случилось с Аэцием.) То же самое можно сказать и про любые иные ситуации: тот человек, который в иерархически-конкурентной системе решился бы забыть про свою главную цель, гарантированно проигрывал. И, в лучшем случае, «вылетал» из числа «влиятельных лиц». (В худшем – смотри судьбу Аэция.) Поэтому любая, более-менее сложная система неизбежно лишалась возможности прогнозируемого развития, неизбежно переходя из области сознательно управляемых явлений в область явлений, развивающихся по совершенно иным законам.
А значит – все устремления «утопистов» вывести сделать человеческую жизнь из-под власти «слепого случая», дать ее в руки самому человеку, оказывались бесплодными. При этом под «утопистами» следует понимать не только, и не столько, авторов разного рода «Утопий», сколько вообще всех, кто в течение тысяч лет мечтал устроить житие людей на основании некоей «доброй воли». Начиная с религиозных мыслителей – включая таких великих, как Заратустра или Сиддхартха Гаутама – и заканчивая знаменитыми «просветителями» и великими буржуазными революционерами XIX века. Все их попытки устроить жизнь так, чтобы люди, вместо того, чтобы большую часть сил тратить на бессмысленную и вредную борьбу друг с другом, объединились бы ради общей цели, заканчивались неизменным поражением. Причем, даже у тех, кто, казалось бы, добивался всеобщего призвания. Впрочем, для последних ситуация была, наверное, наиболее трагичной – поскольку все самое лучшее и гуманное из их задумок в конечном итоге превращалось в одно и то же. В инструмент подавления «сильными» слабых, в способ победить в конкуренции. О подобной трансформации христианства можно даже не напоминать – но даже буддизм, будучи принятым в качестве «государственной религии», превращался в свою полную противоположность. И начинал освящать неравенство и рабство – с обязательным появлением буддистского Ада и Рая. (Что вообще нонсенс, исходя из изначальной концепции данной религии.)
* * *
То же самое можно сказать про любые попытки «светского» устранения несправедливостей мира. Которые возникали с удивительной последовательностью – ведь несправедливость и неэффективность существующего мира была очевидна еще века назад – и так же гарантированно проваливались. И тут не важно, была ли это «просвещенная монархия» той же Екатерины Великой (в конечном итоге приведшая к усилению крепостного гнета), или многочисленные попытки построить буржуазную демократию, в неизбежно сводившаяся к власти «денежных мешков». Словно какой-то грозный Рок висел над человечеством… Впрочем, так было до того времени, пока человечество не пришло к пониманию природы этого самого «Рока». Конечно, обидно, что подобное понимание пришло лишь в XIX столетии – но лучше так, нежели никогда. К тому же, оно появилось вовремя – тогда, когда люди подошли к тому барьеру, за которым наличие «хаотической политики» становилось угрозой для всей цивилизации. (На самом деле, тут мы имеем дело с очень фундаментальным законом Вселенной, «ответственным» за существование высокоразвитых систем – но о нем надо говорить отдельно.)
В любом случае, с того момента, как Карл Маркс, в содружестве с Фридрихом Энгельсом, установили наличие основной причины творящейся в мире несправедливости и неэффективности, вопрос о построении общества на иных принципах оказался открыт. Да, вовсе не в мифической «доброй воле», и уж конечно, не в совсем уж невероятном «человеколюбии» состоял рецепт будущего избавления. И, уж конечно, не в «гениальном правителе» или «просветителе». Ключ к переходу на другой уровень был совершенно иным. А именно – он состоял в закрытии возможности концентрации «личного могущества» через отмену частной собственности. Как и все гениальное, этот рецепт был удивительно прост – и одновременно необычен для непривычного ума. Действительно, какой смысл бороться за возможность приобретения собственных благ, если нет возможности эти самые блага «аккумулировать» (не важно, в виде земли или капитала). А значит, нет возможности «наращивать» мощь конкуренции – вплоть до уровня, напрямую ведущего к Мировым войнам.
На самом деле, конечно, это не отменяет полностью проблему иерархически-конкурентной системы. Отмена собственности лишь
снижает ее влияние настолько, насколько необходимо, чтобы актуальными стали иные формы человеческих взаимоотношений. Именно поэтому не стоит ждать наступления «коммунистической благодати» на следующий день после принятия революционных декретов. Нет, это только начало движения к будущему обществу, только первая ступень пути, должного привести человека к прогнозируемому и управляемому обществу. И если искать аналогию в хозяйственной деятельности, то ее можно сравнить не с началом земледелия даже – а с первыми попытками перейти к загонной охоте. То есть, с пониманием того, что не стоит бросаться за первой попавшейся дичью – а следует действовать так, как было условлено ранее. Кажется – мелочь, но на самом деле, именно тут проходит водораздел между биологией и историей, между всем живым миром – и человеком, как носителем разума. Между неразумным и разумным состоянием.
* * *
Так же и в случае с общественной организацией – переход от хаотического движения, вызванного текущими личными интересами, к движению по пути, необходимому для всего общества, означает водораздел между «предысторией», и историей, как таковой. Т.е., между эпохой, когда взаимодействие людей подчиняется особым «статистическим законам» социального развития – наподобие того, как биологические системы подчиняются законам экологически. И эпохой сознательного поиска путей решения стоящих перед социумом проблем, предсказания их появления и нахождения методов их разрешения. Когда ситуативная реакция на возникающие вызовы в политике или экономике будет так же смешна, как смешна она на производстве. (Из цикла: «Ой, для изготовления детали нам необходим токарный станок! Надо его срочно найти!» Кстати, в настоящее время – время деградации производств и перехода их из привычных «хозяйственных» рамок в рамки «рыночной экономики, имеет место именно подобный подход – когда неожиданно выясняется, что какое-то оборудование, нужное для производства, реально не предусмотрели. А все потому, что адепты «невидимой руки» и мастера карьерного роста.)
В общем, данный переход означает на порядок большую эффективность социальной организации общества, делающий его поистине космической силой. Космической – и в том смысле, в сферу деятельности человека включаются внеземные объекты. И в том, что ключевыми факторами, определяющими человеческую деятельность, становятся факторы на порядок более «серьезные», нежели ранее. К примеру, появляется возможность не простого приспособления к климату, а его изменение в нужную сторону – именно этим должен был стать «Сталинский план преобразования природы». Но не только. Впрочем, тут мы уже переходим от рассмотрения общей картины вещей к более конкретному уровню. К первой в истории реализации указанного принципа, реализовавшемся в первом в мире бесклассовом – пускай и слабо – обществе: СССР.
* * *
Итак, как было сказано в прошлой части, СССР выступил обществом, в котором впервые в истории произошел переход от хаотической политики (и экономики) к упорядоченному и планируемому социальному устройству. А значит – позволяющему предугадывать возникающие проблемы, и решать их до того, как последние станут критически важными. Именно отсюда происходит аномальная степень эффективности, свойственная Советскому проекту с самого начала.
И это несмотря на то, что главная особенность советской системы – а именно, ограничение частной собственности – в течение длительного времени была довольно слабой. К примеру, вплоть до середины XX века подавляющая часть советского населения –около 80% - существовала в условиях мелкотоварного производства. То есть, однозначно собственнического, да и еще и архаичного мира. Даже при «военном коммунизме» «бессобственническая система» охватывала незначительное число граждан – в основном промышленных рабочих и т.н. «совслужащих». Но и это оказалось недолгим – в последующий за военным коммунистом период НЭПа произошел кажущийся возврат к собственнической экономике: в почти капиталистическую систему взаимодействия оказалась включена не только большая часть горожан, но и многие крупные предприятия. (Через механизмы т.н. «концессий».)
Однако, удивительным образом при всем этом экономика страны не только не рухнула, но начала активно развиваться. «Псевдокапитализм» НЭПа оказался не совсем капитализмом, а точнее, совсем не капитализмом. Советское руководство в этом случае продемонстрировало прекрасное владение теорией. Что выразилось в том, что, несмотря на все «псевдокапиталистические» образования в «нэповское время, главное условие бессобственнического общества в тем соблюдалось строго. А именно – не допускалось образование «концентрированных центров силы». Т.е., классических капиталов. Казалось, все было как в «нормальном» капитализме – и частные инвестиции, и ориентация на прибыль, и даже изъятие прибавочной стоимости у рабочих. Но вот свободное перемещение капиталов, свободная их конкуренция не допускалась – что позволяло «вырвать зубы у гадины», и даже, частично, использовать ее в своих целях.
И конечно, следует понимать, что у данной системы были и свои очевидные недостатки – например, использование «нэповской модели» в крупных проектах было невозможным. Так как «могущество» подобного проекта оказалось в подобном случае настолько велико, что он неизбежно стал бы «центром силы». Несмотря на все ограничения – поскольку при определенном уровне любое ограничение легко обходится. А значит, данные процесс неизбежно привел бы к возвращению конкуренции и т.д. и т.п. Поэтому при переходе к массированной индустриализации был использован совершенно иной механизм, который впоследствии получил название «плановой экономики». А возможности рыночной, точнее, «псевдорыночной» конкуренции оказались сведены до уровня мелкого бизнеса – который прекрасно существовал вплоть до 1950 годов. Последнее дало возможность реализации крупных проектов без опасения, что они будут «растащены» на отдельные, «личные проектики». (Как это довольно часто происходило при НЭПе. Можно вспомнить, например, «похождения» того же Корейко из «Золотого теленка» – не забывая о том, что Ильф и Петров, как корреспонденты, были прекрасно знакомы с подобным явлением.) Поэтому нет ничего удивительного, что впоследствии именно плановые «пятилетки» были признаны важнейшими советскими инновациями – и переняты многими капиталистическими странами. (Правда, с определенными ограничениями.)
* * *
Впрочем, говорить о важности первых пятилеток, об их победах и недостатках – а равно, как и вообще, о советской экономике – надо отдельно. Поскольку тема это сложная и неоднозначная. Тут же стоит указать лишь самое главное – то, ради чего вообще поднимается данный вопрос. А именно – то, что при отсутствии частного (то есть, произвольного) присвоения прибавочного продукта, даже такая «слабая» система в оказалась крайне эффективной. Поскольку, вместо того, чтобы тратить все силы на борьбу с конкурентами в «ближней области», советская промышленность могла ориентироваться на стратегические цели. Это на порядки упрощало «функцию управления», позволяя не отвлекать силы и средства на бессмысленные – в системном плане – действия по блокированию «междуусобной борьбы. Если брать уже не раз использующуюся аналогию данному процессу, то можно сказать, что вместо прихотливого и запутанного «естественного русла» ручья, текущего с горы, был проложен прямой путь. И в первом, и во втором случае вода все равно окажется внизу – как этого требует закон всемирного тяготения. Но, с точки зрения гидротехники, последней вариант будет, конечно, выгоднее – поскольку энергия в данном случае не будет растрачена даром. (А вот поэтам нравится «естественный вариант» – и не только с варианте с ручьем…)
В результате чего появилась возможность превращение экономики из хаотического процесса, ориентированного на необходимость постоянного «ответа на вызов» конкурентов, в процесс, занимающийся достижением системных целей. А поскольку известно, что политика есть концентрированное выражение экономики, данное изменение кардинально отразилось и на политической сфере. Последнее может показаться странным – действительно, где все эти заводы, фабрики и т.д. – и где политическая борьба. Тем более, что, как известно, в СССР последняя не только не прекращалась – но и имела очень жесткие, а порой и жестокие формы. И, тем не менее, реальная политика страны при этом оказывалась очень и очень предсказуемой и рациональной. Подобное утверждение может показаться парадоксальным, но на самом деле, никакого противоречия тут нет. Просто активная борьба отдельных лиц за власть на самом деле не равнозначна политике в целом. Точнее, мы можем – с известной долей допущения – применять подобный эквивалент в классовом обществе, поскольку там политический лидер в реальности является представителем определенного «центра могущества». (Земельного в феодальном обществе и «финансово-промышленного» при капитализме.)
Иного при данном типе обществ быть просто не может – поскольку любой политик, не имеющий указанного «могущества» за спиной, очень быстро вылетит из данной сферы. А точнее, не сможет даже туда войти, поскольку получение хоть какого-то пропагандистского обеспечения своей борьбы окажется в этом случае под огромным вопросом. (Разумеется, можно банально перейти на содержание какой-то внешней силы, но тогда именно она будет субъектом, а политик – ее «говорящей головой».) В СССР же, как уже не раз говорилось, «центры силы» отсутствовали – и в итоге, тот или иной «деятель» оставался один на один со своими соперниками. Такими же «голыми», как и он. Нет, конечно, можно еще использовать место в номенклатурной иерархии, как конкурентное преимущество – но оно, как можно увидеть, помогает слабо. Ибо даже наркомы вылетали из своих кресел «на раз», поскольку «место» – это всего лишь функция, и за пределами должностных полномочий практически не работает. В итоге, вся политика начинает сводиться к своеобразной «борьбе лиц» – вместо традиционной «борьбы могуществ». Поэтому личная судьба разного рода «лидеров» и их окружения могла быть крайне прихотливой – но изменить что-либо в общей программе она на могла. (И даже сворачивание большей части «сталинских» программ произошло скорее по «системным» показаниям, нежели из-за личной инициативы «Хруща».)
* * *
В общем, на примере СССР можно было наблюдать практическое «снятие» политики, как таковой, постепенное ее превращение в чистое управление страной. (В отличие от привычного для классового общества процесса борьбы за укрепление победивших «центров могущества».) Результатом этого изменения и стал процесс перехода от «ситуационного» решения проблем по мере их появления – как это было принято в течение тысяч лет господства классовых обществ – к «предрешению», устранению самих предпосылок данных проблем. Наиболее ярко данный процесс проявился в процессе индустриализации – когда, вместо «классического пути» (для слаборазвитой страны), с преимущественным развитием легкой промышленности, был выбран парадоксальный вариант. С опорой на строительство «основы» индустрии – т.е., тяжелой промышленности, энергетики, металлургии, инфраструктуры. А уж затем, на ее основании, выстраивания производства товаров народного потребления. Сложно перечислять, сколько раз данная схема была обругана современными экономистами, как «нежизнеспособная». Но достаточно сравнить этот вариант с достижениями современных экономистов, чтобы сделать соответствующие выводы. (Не в пользу современности, разумеется.)
Не менее эффективно выглядит советский вариант политической и экономической организации и в отношении подготовки ко Второй Мировой войне. Особенно по сравнению с аналогичными действиями со стороны т.н. «развитых стран». Помните знаменитое высказывание советского лидера: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»? Так вот, в нем очень хорошо видно, чем, по своей сути, отличалась советская политика от политики несоветской. А именно – тем, что разного рода отрасли рассматривались, как элементы одной общей цели. Не как способ обогащения тех или иных «центров могущества» – пускай даже и всех сразу – а как способ выживания для всей системы целиком. Впрочем, если рассматривать данную ситуацию глубже, то можно увидеть, что на самом деле, задача выживания и победы в войне в реальности выступила все лишь «подзадачей» общего ее развития. В отличие от классовых обществ, для которых война является, по сути, квинтэссенцией всей сути существования, для СССР это была лишь одна из проблем . К которой никто специально не стремится, но никто и не пытается «загнать вглубь», как это происходило и происходит во всем мире с древности и по сей день. Нет, в Советском Союзе рассуждали совершенно по иному – если проблема есть, то ее следует решать. А после решения – приступать к разрешению следующих задач, в том числе и тех, что возникли из-за решения предыдущих.
В общем, именно подобное диалектическое восприятие мира и позволило стране не только выжить, не только занять ведущее место в мировой политике, но и определить основные тренды развития цивилизации на несколько десятилетий. Более того, эти самые тренды лишь сейчас прекращают действовать, сменяясь на более приемлемые капиталистическому обществу. Но, к сожалению, «до конца» выдержать подобное состояние Советский Союз не смог. Слишком велика были новация, слишком сильно расходилась она с тем, что выступало нормой тысячелетия человеческой истории. Поэтому не стоит удивляться тому, что, рано или поздно, но настал момент, когда этот прекрасно работающий, но абсолютно непривычный метод был отброшен.
Результат этого действа сейчас более, чем очевиден – однако разбирать его надо в отдельной теме…
|
